[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

贴心 (tiēxīn), помимо значения «теплый, заботливый, задушевный», имеет также значение «интимный».

[5] Оригинал — в оригинале 奇葩 (qípā) — в пер. с кит. «чудак, дивный цветок, выдающийся талант, гений (в ироническом смысле слова)».

[6] Многословная чушь – в оригинале 一纸空文 (yīzhǐkōngwén) – в букв. пер. с кит. «полон лист пустых значков», образно в значении «бессодержательная писанина, пустые слова».

Глава 76. Возвращение в Бездну

— Глава школы только что ушёл, — отозвался Шэнь Цинцю, вновь указывая ему на сидение.

Стоило ему поднять чайник, как Мин Фань сорвался с места, чтобы помочь учителю, но был остановлен его взглядом, велящим не вмешиваться. Когда Шэнь Цинцю налил всем чай, Лю Цингэ наконец сел, отхлёбывая из своей чашки.

— Ну разумеется, глава школы, — бросила Ци Цинци. — Судя по твоему лицу, шиди Лю, я уж решила было, что ты ожидал найти тут Ло Бинхэ.

Хоть её слова не несли в себе скрытого смысла [1], Шэнь Цинцю натянул очередную фальшивую улыбку, от обилия которых уже начинали ныть щёки:

— Как вы могли помыслить о подобном?

Весьма неделикатно шваркнув тонкую чашку о стол, Ци Цинци приподняла бровь:

— В самом деле, как? Да если бы этот Ло Бинхэ осмелился показаться на пике Цинцзин, то уж мы бы ему показали, будь уверен!

— Для начала стоило бы убедиться, что он в ответ не покажет вам, — тихо отозвался Му Цинфан, спрятав кисти в рукава.

Шэнь Цинцю не смог сдержать смешок, и Ци Цинци тотчас обрушилась на него с попрёками:

— Смешно ему, видите ли — а ведь всё это из-за тебя! Вот что я скажу тебе, Шэнь Цинцю: хорошо, что ты наконец взялся за ум, вернувшись к своим шисюнам и шиди, потому что, если бы ты вновь ушёл с Ло Бинхэ, ни слова не сказав, то Цинци первой позаботилась бы о том, чтобы тебя вышвырнули из школы — и посмотрела бы, останутся ли у тебя после этого силы смеяться!

Пусть Шэнь Цинцю и понимал, что ею двигала забота о нём, эти слова прозвучали столь резко, что у него возникло впечатление, будто грозная заклинательница, схватив за горло, припёрла его к стенке.

Окружённый этой толпой народа, лузгающей семечки — даже Лю Минъянь умудрялась делать это, не снимая вуали — Шэнь Цинцю почувствовал себя выставленным на всеобщее посмешище. Спеша сменить тему, он спросил:

— Как себя чувствует глава школы?

— С ним всё хорошо, — бросил Му Цинфан с таким видом, словно и он едва удерживался от досадливого вздоха в адрес Шэнь Цинцю.

— Если бы не нежелание шисюна лишний раз обнажать меч, — не унималась Ци Цинци, — и если бы его не застали врасплох, Ло Бинхэ ни за что не ушел бы безнаказанным после подобных бесчинств! Но задержись ты хотя бы ненадолго, будь уверен, смог бы узреть, как Сюаньсу вновь явил бы себя миру!

При этих словах сердце Шэнь Цинцю забилось сильнее [2], хоть самому ему никогда не доводилось лицезреть Сюаньсу, равно как и прочесть об этом в оригинальном романе. И о чём только думал этот Сян Тянь Да Фэйцзи — сложно ему, что ли, посвятить легендарному мечу хотя бы пару строчек? Одни раскаты грома без единой капли дождя [3]: ждёшь этого момента, ждёшь — чтобы в итоге остаться ни с чем!

Юэ Цинъюань, видите ли, был внезапно пронзён тысячью стрел — и всё тут!

С самого своего появления Нин Инъин скромно стояла в сторонке, потупив взгляд – заметив это, Шэнь Цинцю спросил у неё:

— Что случилось?

Приблизившись, ученица уставила на него красные, словно у кролика, глаза и, шмыгнув носом, попросила:

— Учитель, теперь, когда вы наконец вернулись, пожалуйста, не бросайте нас больше!

Вслед за этим слёзы вновь хлынули из её глаз, повергнув Шэнь Цинцю в пущую растерянность. Сам он редко давал волю слезам, пусть в глубине души лил их целыми водопадами, так с чего все его ученики повально выросли такими плаксами [4]?

Мин Фань не замедлил присоединиться к своей шимэй, горестно всхлипывая:

— Учитель!

Право слово, плачущая девушка — ещё куда ни шло, но здоровый парень — это уже чересчур!

При виде хлюпающих носом молодых людей Ци Цинци не удержалась от новых попрёков:

— Вот, полюбуйся, до чего ты довёл своих учеников! Тебе до них совсем дела нет? Что, никто, кроме этого неблагодарного недоноска, не заслуживает твоей заботы?

Ласково похлопывая Нин Инъин по спине, Шэнь Цинцю возмутился:

— С каких это пор я забочусь только о нём?

Залпом допив чай, Лю Цингэ прикрыл глаза:

— Просто останься здесь. Не уходи больше.

— Хорошо, — выдавил Шэнь Цинцю.

Похоже, это наконец-то удовлетворило Ци Цинци. Лю Цингэ как раз собирался что-то добавить, когда его взгляд внезапно застыл, вновь наполняясь жаждой убийства.

Почуяв перемену в настроении, все прочие тотчас похватались за мечи. Внезапно Лю Цингэ метнулся к окну, и сердце Шэнь Цинцю подскочило, застряв где-то в горле.

Лю Цингэ рывком распахнул ставни — за ними открылось безмятежное тёмное небо, осенённое сиянием луны, отбрасывающей серебристые блики на шепчущиеся под ночным ветерком листья бамбука. Ни единой живой души.

Ну разумеется, не такой уж Ло Бинхэ дурак, чтобы торчать тут под окнами, ожидая, пока его обнаружат — скорее всего, он уже далеко отсюда. Убедившись в этом, все тотчас расслабились.

— Шиди Лю, — бросил Му Цинфан, — что вы там увидели?

Не оборачиваясь, Лю Цингэ вскинул руку, словно пытаясь поймать что-то в воздухе.

После продолжительного молчания он наконец повернулся к остальным:

— Снег пошёл.

***

За всю эту ночь Шэнь Цинцю так и не сомкнул глаз. На другой день, едва заслышав сигнал к подъёму, он вихрем вылетел из Бамбуковой хижины.

Бой набата нарастал, эхом отдаваясь от вершин хребта Цанцюн. Адепты всех пиков, от Радужного моста [5] до Цинцзин, собирались в отряды, чтобы выстроиться перед Главным залом пика Цюндин. Несмотря на обилие людей, на площади царила мёртвая тишина [6].

По-быстрому уладив дела на пике Цинцзин, Шэнь Цинцю поспешил к Главному залу. На фасаде павильона висел хрустальный экран более чжана [7] в высоту. Под ним собрались все лорды хребта Цанцюн — за исключением лорда пика Аньдин, которого замещал старший адепт — с печатью суровой сосредоточенности на лицах.

Экран отражал широкое речное русло, окружённое горами, зеленеющими полями и разрозненными пятнами белых крыш.

— Это — среднее течение